Гений Айвазовского, которому в академическом образовании отводится несколько строк, представляет счастливое исключение, известности и коммерческого успеха. Существуя как романтик, от бурных и драматических композиций к умиротворенным и видовым, он воздвиг себе памятник из «Девятого вала», «Бурь», «Кораблекрушений», лунных видов Стамбула, сделав каждый сантиметр полотна драгоценным в прямом смысле. Странная прихоть рынка, высчитывать цену Айвазовского по сантиметрам квадратным.
Но «Айвазовский», пожалуй, шире самого художника. Это аббревиатура, культурного феномена всеобъемлющего осмысления моря – зримой вечности и не постижимых сил природы, данных в своей бесконечной изменчивости. Это завораживающая магия иной среды, своевольных сил стихии. Все эти аспекты божественного творения природы: необузданность рока, могущества стихии, зыбкости бытия – образуют мозаику сущего описанную Айвазовским.
Материалом послужила, казалось бы, безликая вода, но те, кто хоть раз выходил в море – знают, что нет одинаковых волн. Они все разные. И каждая со своим характером, норовом. Для того что бы выявить объем, форму и массу воды Айвазовский моделирует волны сетью пенных расплывающихся квадратов. Вкупе с пронизывающим толщу волны светом создаётся завораживающий эффект осязаемости водной материи.
На картине дав пика образуют дихотомию надежды и гибели. Один из них, набегающая волна, готовая поглотить людей на остатках мачты. Другая – теплый свет восходящего солнца – символ надежды и спасения. Художник оставляет неразрешенной ситуацию. В ней пополам спасения и гибели. Мачта с людьми по касательной, безвольной жертвой, связывает оба пика, обе волны. Две ближние фигуры изображают изможденных в схватке за жизнь людей, олицетворяющих физический план борьбы и отчаяния. Верхняя пара, раскинув руки крестом, обращается в разные стороны. С красной тряпкой видит больше, чем зритель и на него молятся двое его товарищей. Кому подает он знак? Товарищам по несчастью или он видит спасительный силуэт корабля? В нём энергия спасения. Другой обращается в противоположную сторону, в сторону мрака. Его мольба богам, по ту сторону жизни. И всё же, ванты тянутся поперёк мачты и возвращают внимание волне. Силе природы. Её ужасающий гребень, несущий гибель аналогичен солнечному, спасительному, над которым реют облака, воплощающие дух божий, подлинно в чьих руках жизнь и судьбы.
Если Девятый вал символическая постановка о силах природы и божественном провидении, о тщете и надежде человека; то «Волна» чистое воплощение всепобеждающей ярости природы. Могучем своеволие беспощадного жребия. Волны как горы образуют воронку, поглотившую корабль. Ещё на его вантах люди, шлюпка пытается уйти от волны, но шторм не умолим. Следующая волна поглотит всех, оставит метаться в море обломки мачт.
Так же силам и красоте стихии посвящена «Волна» 1891 года.
Однако здесь нет противопоставленности человека и природы. Художник поёт гимн красоте и мощи моря. Тремя партерами он располагает волны, динамически диагонально наваливающиеся на зрителя. Драматический луч света озаряет бурлящую пучину. Но мы чувствуем себя в безопасности как на гранитном моле, ведь на картине нет привязки к людям и кораблям.
Одна из многих идиллических картин спокойного моря, в который художник отдыхает от бурных лет своей юности. Картины перебродившего штормами красивого и ласкового моря как правило, появляются после 1850х годов. Тихая безмятежная гармония человека и природы, мирное сосуществование корабля и стихии занимает художника.
Много путешествуя по средиземноморью и его окрестностям, Айвазовский пишет экзотические виды приморских городов. Стамбул, Каир, Венеция, виды Крыма в лунном свете, в романтике закатных лучей, с ностальгией или документальной бережностью выходят изпод кисти мастера. Эти работы торжественно и парадно занимают лучшие места в коллекциях музеев, в частных собраниях. Становятся гордостью монархов и достоянием галерей. Теперь его работы инвистиционная ценность, в буквальном смысле на вес золота. В приличной коллекции считается хорошим тоном иметь хотя бы одного Айвазовского. Так гений и тайновидец морской романтики стал эталоном художественной валюты.
